вообще? Лицом?
Усмехнувшись, Сюэ Сянь тихо отставил корзинку с едой и легко создал иллюзорный барьер — обгоревшую деревянную колонну.
Он бесшумно прислонился к стене, и его длинное худое тело в мгновение ока сжалось, обернувшись бумажным человечком — только его края были гораздо ровнее, чем у Цзян Шинина, а рисунок выполнен аккуратнее. И никаких красных кругов на лице.
Цзян Шинин, безмолвствуя, продолжал лежать на полу неподвижно, словно мёртвый.
Значит, кое-кто, судя по всему, был той ещё мягкотелой черепахой, настоящим ублюдком.
Движимый Сюэ Сянем, тонкий лист бумаги плавно опустился на пол прямо рядом с бумажным Цзян Шинином. За миг они обернулись слоем грязи и мха, совершенно слившись с разрушенным полом.
Если бы такое случилось более полугода назад, Сюэ Сянь не стал бы утруждать себя подобными мерами. Наберись кто смелости заявиться к нему на порог, Сюэ Сянь отправил бы его в могилу, не сходя с места. Однако теперь ему оставалось лишь затаиться, спрятавшись за несколькими слоями иллюзии…
Он только недавно восстановился достаточно, чтобы полный паралич сменился частичным, и перемещаться самостоятельно всё ещё было крайне тяжело. К тому же бумажное тело могло справиться лишь с ограниченным количеством энергии, и удачей было уже просто то, что всё ещё оставался жив.
К счастью, вошедший буддийский монах был что вышитая подушка[15] — с виду хорош, но и только.
Он предположил, что тот войдёт, осмотрится — и, никого не обнаружив, спокойно уйдёт.
Одетый в белое молодой монах остановился во дворе и холодно огляделся вокруг.
Изначально лечебница Цзянов состояла из трёх центральных строений, трёх боковых и сада с лекарственными растениями напротив огромных ворот. И хотя дом был немаленьким, после пожара и трёх лет запустения достаточно было пары беглых взглядов, чтобы осмотреть здесь всё…
Буддийский монах отвёл взгляд, переступил через битую черепицу и направился прямиком к остаткам восточного крыла.
Он вошёл через дверь, и спрятанные в рукавах пальцы слегка вздрогнули. Большим он неосознанно потёр медные монеты на поясе, но скоро, чуть нахмурившись, убрал руку.
Обращённый в мох и лишённый возможности двигаться, Цзян Шинин напряжённо наблюдал за монахом, опасаясь, что тот, обходя комнату, чтобы оглядеться, наступит на него. Сюэ Сянь, напротив, ничуть не волновался и совершенно не обращал на вошедшего внимания.
Крыло было маленьким, что панцирь улитки, и просматривалось с одного взгляда. Буддийский монах не стал проходить вглубь, лишь постоял в дверях несколько мгновений, а затем развернулся и вышел.
Сюэ Сянь снова усмехнулся про себя.
Но скоро ему стало не до смеха… Ведь монах вернулся!
Он пришёл с клочком белой ткани в руке — судя по материалу и размеру, он попросту оторвал его от подола собственных монашеских одежд. Удерживая обёрнутый белоснежной тканью кусок меди, раздобытый неизвестно где во дворе, он безучастно подошёл к Сюэ Сяню, приподняв одежды, опустился на корточки и поднял Сюэ-мох с пола.
Сюэ Сянь не нашёл слов.
Поднимая его, монах заметно хмурился — и если только Сюэ Сянь понял верно, это было выражение лёгкого отвращения.
Этот чёртов Святоша решил, будто он грязный!
Глава 3: Бумажный человечек (3)
Сюэ Сянь, прежде способный пронзить небо и сотрясти землю, должен был смириться с тем, что его так запросто поднял буддийский монах, только внешностью и примечательный, да ещё сделал это каким-то куском старой меди…
Мох, что поднял монах, почти сразу обернулся двумя небольшими листами бумаги в форме человечков. Монах скользнул безразличным взглядом по бумажным лицам, затем сложил человечков пополам и спрятал в поясной мешочек.
Не успел Сюэ Сянь сплюнуть в лицо Святоше кровь, что бурлила у него внутри, как уже оказался вплотную прижат к его талии — не осталось и намёка на пространство между ними.
Если бы угнетение могло задушить до смерти, Сюэ Сянь, пока его сложили и убрали в мешочек, умер бы раз двести. Он был горделив, мог задирать других, но не терпел, чтобы подобным образом поступали с ним, — дерзкий, крайне своенравный Старейший. В этот раз упрямец напоролся на гвоздь, перевернул собственную лодку.
С чего бы всё ни началось, теперь его со Святошей связала вражда.
Сюэ Сянь был из тех, кто не выносит контроля, его мог бы задобрить пряник, но не сдержал бы кнут. Если бы у него был при себе клинок, он без тени сомнений вонзил бы его монаху в поясничный глаз[16], — жаль, у Сюэ Сяня не было привычки носить меч.
Этот монах походил на ледяной столб — но, несмотря на то, что он совершенно не выражал эмоций, тело его было тёплым. Мягкий жар сочился сквозь тонкую белоснежную холстину, передавался бумажной оболочке.
Совсем скоро бумажный Сюэ Сянь был полностью окутан теплом.
Как раздражающе!
Это в самом деле раздражало — у человека, чьё тело ослабила болезнь, даже крохи тепла могли сломить волю к сопротивлению, особенно у человека, что, как Сюэ Сянь, был полгода полностью парализован.
Его меридианы и вены были заблокированы, ци и кровь не могли циркулировать свободно, а тело, в котором он пребывал сейчас, не способно было удерживать тепло, и почти весь одиннадцатый лунный месяц Сюэ Сянь очень мёрз. Застигнутое врасплох таким контрастом, его тело обмякло и расслабилось раньше, чем успокоился разум, ему показалось вдруг, что он не может и шелохнуться.
Сложенный вдвое, Сюэ Сянь несколько мгновений лежал раздражённый, но наконец сумел преодолеть слабость тела и принялся незаметно изучать рукой содержимое поясного мешочка.
Сюэ Сянь по-прежнему не мог понять, насколько способен этот молодой монах.
Возможно, у него в самом деле были некоторые навыки… Но разве можно назвать навыками то, что он оторвал клочок белой холстины и поднял кусок мха? С этим справился бы и голозадый малыш, писающийся, играя в грязи! К тому же настоящие мастера могли поднять валун щелчком пальцев, разом перевернуть весь двор — что говорить о каком-то мхе. Так зачем утруждать себя поисками старой меди и поднимать их самому?
А если навыков у него всё же не было, как он сумел с одного взгляда рассмотреть их сквозь иллюзию?
Поначалу Сюэ Сянь был очень осторожен, волнуясь, как бы не создать шума, передвигался по мешочку медленно и аккуратно, пользуясь преимуществами бумажного тела, — заметить что-то в самом деле было бы трудно.
Впрочем, это не затянулось надолго — скоро он растерял осторожность и забыл о сдержанности. Он заметил, что Святоше в любом случае будет не до него: сквозь мешочек из двух
